— Да.

— Как твои дела, Ярослава? Выглядишь лучше. Наверняка тебя скоро выпишут.

На самом деле, выглядит она также болезненно, как и раньше. С одним лишь изменением: вместо привычного безразличия я вижу в ее глазах решительность и что-то похожее на раздражение. Меня точно ожидает серьезный разговор.

Как и думалось, она промолчала на мою реплику. Разумеется, она понимала, что я вру, но ее это ни капли не задело.

— Ладно. Хорошо. — Устало выдыхаю. — Давай, если есть, что сказать — говори.

Она поджимает губы, опускает глаза в пол. Я смотрю на нее в таком положении ровно с минуту. Затем она все же решается:

— Почему ты не сказал мне, что Дима мертв? Ты каждый раз приходил ко мне и молчал об этом.

Как «непредсказуемо». Даже после своей смерти Ильин портит мне жизнь.

— Денис, я имею право знать правду. Почему ты не сообщил мне?

— Может, просто потому, что я хотел уберечь тебя от расстройств?

Сейчас она начнет отнекиваться, мол, ничего страшного с ней бы не случилось, она бы пережила неприятное известие, да и вообще все было бы прекрасно.

— Денис! Я должна была узнать о его смерти сразу же, как только это произошло! Да, мне было бы тяжело, как и сейчас… но время, время лечит. Со мной все было бы в порядке. И если ты не хотел мне говорить правду лишь потому, что боялся, что я совершу снова какую-нибудь глупость, то ты дурак.

Рассматриваю свои ботинки, покрытые тонким слоем пыли. Улавливаю разговор сидящих на скамейке рядом стариков. Кажется, кто-то кого-то выиграл вчера. Футбол? Или шахматы?

— Я даже не была на его похоронах! Я… я не увидела его в последний раз!

Замечаю, как у входа в больницу та самая полная женщина отругивает какого-то мужчину средних лет. Даже с такого расстояния я могу наблюдать, как у нее изо рта вырываются слюни и попадают на лицо и одежду провинившегося.

Боковым зрением вижу, как подрагивают плечи Яры.

Плачет.

— Видимо, для тебя еще не наступило то самое время излечения.

Пододвигаю ее к себе, несмотря на ее сопротивление, и обнимаю. Кладу подбородок ей на макушку, прикрываю глаза. Представляю, что мы в Корке, сидим на берегу реки Ли, уставшие от экскурсии по замку Блэкрок. Если Яра захочет, я возьму ее с собой в свою поездку в один конец.

— Денис, — вероятно, успокоившись, говорит она, — ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— О чем ты?

— Ко мне приходила девушка… сестра Димы. Она говорила странные вещи. Я запуталась.

Ярослава отстраняется от меня, потирает ладонями лицо, вздыхает.

— И что она сказала тебе?

— Она спросила, не мог ли ты отомстить Диме за то, что произошло со мной.

Я пинаю лежащий рядом с запыленным ботинком камень. Начало ли биться мое сердце быстрее? Нет. Я спокоен.

— Почему ты молчишь? Не пытаешься даже отрицать?

Камень отлетает на несколько метров от коляски Яры. На него тут же набрасываются появившиеся невесть откуда муравьи. Но вскоре они теряют к нему интерес и исчезают так же быстро, как и появились.

— Денис, что происходит? Что ты задумал? — она испуганно глядит на меня. — Прошу, остановись.

— Яра, что ты ела на обед?

Она удивляется моему неожиданному глупому, на ее взгляд, вопросу, но все же тихо отвечает.

— Бекон с яичницей.

У нее выражение лица, будто бы ее только что обвели вокруг пальца и этой ей совсем не по душе.

Молчу.

— Денис! — в ее голосе слышится страх.

Весело хмыкаю:

— Прости, но я уже все решил.

Глава двадцать вторая

Глава двадцать вторая

Прошел еще один день, а по ощущениям — целая вечность. За эти сутки я потеряла надежду на что-то хорошее, на спасение. Хоть Денис до сих пор не приходил, я чувствую, что это случится совсем скоро. Совсем скоро произойдет нечто нехорошее. Отпустит он меня? Нет, не думаю. Он однажды убил и, судя по всему, сделает это снова. Мне остается лишь рассчитывать на легкую и безболезненную смерть.

А вдруг мой брат был не первой жертвой? Тогда это еще ужаснее и противнее. Разве я могла подумать, глядя на Дениса, что он самый настоящий зверь? Зверь, который никого не пощадит, перегрызет глотку, вырвет сердце.

Еще сутки назад, я думала, что все зависит от Леси, думала, что она примет правильное решение и поможет мне. Но с нашего последнего диалога она больше не контактировала со мной. Еда, туалет — по расписанию, и при этом — ни одного пророненного ею слова. Будто она заклеила себе рот скотчем! Я каждый раз пыталась завязать с ней разговор, вразумить ее, надавить на ее дружбу с Никитой, но она никак не реагировала на мои бесчисленные попытки. Каждый раз в ответ мне была лишь тишина.

Когда мне удавалось украдкой рассмотреть ее, я замечала, что она за все это время изменилась внешне и внутренне. Та девушка, которую я увидела на озере, куда-то исчезла. Да, она и тогда, в первый вечер знакомства не была особенно счастливой, но, по крайней мере, хоть чуточку живой. Сегодня же она больше похожа на ходячий труп, который ко всему относится безразлично. Правда, она все же не забывала следить за всеми моими действиями и закрывать меня в комнате на ключ.

Наверное, бесполезно задаваться вопросом о том, как же так можно любить? Или страдать? В данном случае между этими двумя понятиями можно поставить знак «равно». И вообще, почему люди взяли себе привычку приносить другим людям зло из-за своих собственных проблем? Черт подери.

И все-таки, может, стоит последний раз попытаться вразумить Лесю? В конце концов, предчувствие скорой гибели позволяет мне попытать удачу.

Встаю с дивана и подхожу к обшарпанной двери. Подношу кулак, чтобы постучать, но останавливаю его в нескольких сантиметрах от поверхности. Прислушиваюсь, и так ничего и не улавливаю. В голове резко образовывается страшная картинка, будто Леся забралась в ванную и лежит там, с порезанными венами, мертвая. Тогда мне уж точно не ждать спасения. Правда, Денису с двумя трупами наверняка будет проблематичнее, чем со мною одной, что в какой-то степени в случае чего точно является маленьким плюсом.

— Леся! — кричу я, отбросив глупые мысли. — Мне нужно поговорить с тобой.

В ответ как обычно тишина. Собственно, на другое рассчитывать я и не могла.

— Леся, пожалуйста. — Дотрагиваюсь ладонью до поверхности двери, как если бы с обратной ее стороны Леся делала то же самое. — Возможно, я скоро умру, и это мой последний разговор в моей и так короткой жизни. Так неужели я не имею права на снисхождение? Последнее желание? Или как там…

Неопределенно пожимаю плечами, ощущаю, как в носу противно начинает пощипывать. Ну вот, очередная волна. Стоит мне стыдиться слез? Или мне позволено, как человеку, который скоро умрет? Думаю, в моей ситуации можно даже истерику закатить, не то, что пустить пару слезинок.

— Ты знаешь, Лесь, мне ужасно обидно, — тихо произношу я, скорее сама себе, чем девушке в другой комнате. — Мне обидно, что моя жизнь закончится именно так, и никто даже не узнает, где похоронен мой труп. И похоронен ли он будет вообще. Мне обидно за себя, а также за родителей, на плечи которых свалится столько несчастья. Знаешь, Леся, они еле-еле отошли от смерти Димы, моего старшего брата, и вот, видимо, совсем скоро они потеряют еще и дочь. Я просто не представляю, что с ними будет.

Зажмуриваюсь и ощущаю, как слезы начали проделывать свой путь на моих щеках, как сердце сжимается от боли, как хочется выть от безысходности, от страха.

— А ведь они у меня самые-самые лучшие родители. Они хорошие люди и не заслужили такого. Никита, — говорю, и в голове переключается картинка на улыбчивого парня с невероятными светло-зелеными глазами, — он ведь тоже будет по мне скучать. Ты знаешь, Леся, мы совсем мало знаем друг друга, но я еще никогда не ощущала к другому человеку ничего подобного. Еще совсем недавно я думала, что мое будущее предопределено, и в нем непременно будет один мужчина. Я думала, что моя любовь настоящая и никак иначе. Но она рассыпалась как карточный домик. Все в один миг показалось мне иллюзией. Как будто бы я и вовсе не любила. Тогда я подумала, что уж точно больше никого не полюблю вновь. Но, Лесь, ты не представляешь: я ошиблась! В моей жизни появился Никита, и мир снова заиграл яркими красками. Это странно, но это действительно так.